В современной науке интерес к национальной проблематике чрезвычайно высок. К развитию этой темы причастны все отрасли гуманитарного знания – от социологии, политологии и психологии до истории, этнологии и искусствоведения.
Несмотря на то, что сейчас «большие теории национализма» 80-х годов (Э. Геллнера, Б. Андерсона, Э. Хобсбаума, М. Гроха), претендовавшие на целостное объяснение феномена, подвергаются критическому переосмыслению, при котором подчеркивается «необходимость ситуационного подхода» (118, с. 4) к каждому специфическому случаю проявления национализма, а также декларируется принципиальная невозможность построения единой теории национализма, тем не менее, можно с уверенностью говорить о нескольких константах, с которыми согласно и из которых исходит любое исследование в области «национального».
Так, вполне очевидным представляется факт обусловленности роста национальных чувств, формирования национальной культуры, построения национального государства теми изменениями в социальной, культурной и политической жизни мира, которые принято обозначать термином «модернизация».
При всех дискуссиях, до сих пор происходящих вокруг теории модернизации и самого этого понятия, ее смысловое ядро на сегодняшний день можно считать достаточно определившимся. Оно заключается в описании ряда процессов, объективно наблюдаемых в истории как непосредственно Запада, так и большей части остального мира. К ним относятся: «смена преобладающей формы общественного труда (аграрного – индустриальным)», «дифференциация ранее слабо расчлененного общества на отдельные сферы (экономическую, политическую, правовую, культурную), обладающие относительно автономной логикой существования и развития, в том числе и по отношению к государству (становление так называемого гражданского общества)», «формирование автономно-суверенного индивида, личности» (159, с. 7). Следует отметить, что данное определение позволяет отнести к рангу модернизационных многие явления, происходящие в западной истории, начиная с античности. Поэтому целесообразным будет следующее уточнение: «о модернизации в собственном смысле слова можно говорить лишь тогда, когда процессы, развивающиеся в разных секторах социальной реальности, приобретают взаимно кумулятивный характер, усиливая действие друг друга, приводя к тотальному преобразованию всех форм социальности и сообщая ему необратимость» (67, с. 73).
Как принято считать, объединение различных протомодернизационных процессов в единый поток относится примерно к XVI веку. Оно произошло в результате одновременного действия таких факторов, как Великие географические открытия, развитие капитализма в его мануфактурной форме, Реформация и завершение формирования европейских государств. Каждый из этих факторов порождал спектр последствий, захватывающих все стороны социальной действительности – от экономики до ментальности.
В политической сфере основным эффектом модернизации считается принятие модели национального государства. При этом ментальной и идеологической предпосылкой его рождения выступает национальная идея. Наиболее благоприятной почвой для усвоения национальной идеологии являются так называемые «этнические корни». Именно на почве этнического единства формируется новая культурная идентичность, идентичность национальная.
Способ образования новой культурной идентичности напоминает некоего рода «конструирование». На территории любого государства существует множество локальных региональных структур, а формирование национального культурного идеала всегда происходит на основе какой-либо одной из них, тогда как остальные предаются забвению. Это необходимо постольку, поскольку достижение национального единства предполагает, прежде всего, языковую однородность (что, собственно, и обеспечивает культурное единство, основой которого выступает единый язык).
Кроме того, складывающаяся культурная идентичность, как правило, «требует» собственной национальной истории: великого и славного прошлого, героев, совершающих подвиги и т. п. Обращение к историческим «корням», во-первых, легитимирует «безобразия», творимые с культурным и этническим разнообразием традиционного государства. Во-вторых, идеологическая ангажированность исторического знания обусловлена тем, что историческое прошлое всегда обращено в будущее, а образ будущего – также необходимый элемент национальной идеи.
Для постороннего наблюдателя любой подобный конструкт, именуемый «национализмом», выглядит «искусственно сделанным»; Э. Геллнер называет такой национализм мифом, «красивой, хоть и ненамеренной, ложью» (27, с. 104).
В определенных условиях эта ложь может стать опасной, поскольку всякий национализм имеет своей целью построение национального государства, стремится «обеспечить культуру своей собственной политической крышей, и не более чем одной» (там же). А в таком случае неизбежно возникает мотив негативной оценки национальной идеи и всего процесса модернизации в целом1.
Тем не менее, следует решительно избавиться от отягощенности оценочными суждениями понятий «национализм» и «модернизация». К этому нас должна побудить сама специфика научного исследования, по определению исключающего любые оценки, лежащие вне предмета исследования. Нельзя не согласиться и с жестким аргументом Э. Геллнера, заслуживающим того, чтобы быть приведенным полностью: «Человечество навеки связано с индустриальным обществом, то есть с обществом, производственная система которого основывается на непрерывно совершенствующейся науке и технологии. Только такое общество в состоянии прокормить всех настоящих и будущих обитателей нашей планеты и обеспечить им тот жизненный уровень, который она сделали или стремятся сделать привычным. Аграрное общество больше не является предметом выбора, потому что его реставрация просто-напросто обречет подавляющее большинство человечества на голодную смерть, не говоря уже о страшной, непереносимой нищете, ожидающей в таком случае оставшееся в живых меньшинство» (27, с. 95).
____________________________________________________________________
1 Подобная оценка обусловлена и другими «издержками» процесса модернизации. В. Г. Федотова относит к ним угрозу традиционной культуре, конфликтогенное усиление социального неравенства в результате возникновения «анклавов современности», копирование стереотипов, уже отброшенных Западом (и, соответственно, повторение сделанных на этом пути ошибок), распад старых механизмов поддержания социального порядка при невозможности быстрого внедрения новых (153, с. 66-67). Действительно, по настоящему органичной и эндогенной можно назвать только непосредственно западноевропейскую модернизацию. Во всех остальных случаях модернизация предпринимается, как правило, в поисках средств по обеспечению достаточного уровня конкурентоспособности по отношению к Западу. Она выступает адекватным ответом на предъявляемый самим существованием модернизированного Запада вызов. Такая модернизация неизбежно оказывается «догоняющей» (указанные выше негативные эффекты и есть недостатки модернизации «догоняющего» типа). Вместе с тем следует отметить, что традиционное противопоставление модернизации и традиции является искусственным и не подтверждается фактами: так же, как западноевропейская модернизация была органическим продолжением традиций соответствующей цивилизационной зоны, традиции продолжают во многом определять ход развития модернизационных процессов и в остальных индустриальных обществах.