Итак, после постановки оперы Глинки русский оперный театр находится в ситуации кризиса: продолжение традиции кажется современникам делом весьма неопределенным. «Глинка – основатель школы, но за основателем обычно идут продолжатели, а иначе и школы не будет, потому что один художник школы еще не составляет» (133, с. 22).
Преодолеть кризис решил А. Н. Серов; в 1865 году была поставлена его «Рогнеда».
Опера вызвала огромный интерес зрителей и страстные споры; они вполне сравнимы с ситуацией вокруг «Жизни за царя».
Многие восторженно провозгласили «новую эпоху в музыкальном мире»: «Как в продолжение тридцати лет вели летоисчисление от «Жизни за царя», так отныне мы будем вести его от появления «Рогнеды» (Цит. по: 88, с. 379). Показательно, что Одоевский комментирует оперу почти в тех же выражениях, что и «Жизнь за царя» тридцать лет назад: «В «Рогнеде» русская музыка сделала ни более, ни менее, как новый шаг, обозначила новый период…» (110, с. 342). По мнению В. Серовой, опера прекрасно удовлетворила разнообразные вкусы публики, сочетая «гордость национального духа», «реализм на сцене» и элементы grand spectacle (88, с. 373).
Комментируя выражение «реализм на сцене», автор пишет о сцене охоты и «теремной обстановке княгини». В премьерном спектакле «Рогнеды» декорации были сборные – «исторически неточные», а костюмы, бутафория и реквизит – новые. Их «правдивость» отмечают все критики. Наверное, единственный промах – несуразная статуя Перуна – вызвал бурю негодования. Статую сравнивали с «Юпитером Олимпийским»: «Холм со статуей Перуна над Днепром, вид реки столько же представляют Киев, сколько и место где-нибудь на Рейне … Перун тот представлен каким-то мужичком в панталонах и мантии, на манер греческих статуй, да еще с молнией Юпитера в руках» (142, с. 68). И здесь же Стасов пишет, что костюмы «хороши и верны» потому, что «прямо взяты с древних наших памятников, рукописей и фресок».
Похвалы критика касаются только «этнографической» верности костюмов: по Стасову, это единственная положительная сторона оперы. В статье 1866 года «Верить ли?» критик прямо не анализирует «Рогнеду»; доказывая неразборчивость вкусов публики, он обращается к операм Глинки и Даргомыжского. Тем самым Стасов, с одной стороны, показывает, что опера Серова недостойна даже критики, а с другой стороны, связывает «Рогнеду» нитями традиции с «Жизнью за царя», которая в основном в статье и обсуждается (см. выше). Стасова не устраивает стиль Серова, а точнее, отсутствие у композитора индивидуального стиля.
Оценка Стасова разделяется, хотя и не в столь резкой форме, некоторыми другими критиками. Ларош, например, вообще не видит в «Рогнеде» значительного события, считая ее лишь удачной традиционной оперой мейерберовского типа. Ц. Кюи среди прочих недостатков оперы отмечает неправильное понимание Серовым народности, когда композитор для характеристики древнерусского язычества использует «кабацкую» (современную городскую) песню. «Серов, желая выразить в музыке древнерусский колорит, для окончательной обрисовки выбрал две самые площадные холопские песни … Слышишь и ушам не веришь, что мелодии подобной пошлости могли народиться в голове человеческой» (76, с. 308). Стиля музыки касаются и такие замечания Кюи, как «итальянщина», рутинные вокальные эффекты, отсутствие определенного русского характера музыки, плохие речитативы.
«Рогнеда», как и «Жизнь за царя», стала живой иллюстрацией официальной идеологической концепции. По словам В. Соллогуба, опера Серова «не только замечательное музыкальное произведение, но еще и подвиг гражданский, достойный общей благодарности». В эпоху «сомнений и колебаний» как нельзя более удачная тема оперы: показ чуда, который совершил христианский Бог – «Бог любви и прощения», «Бог будущего русского православия», – может расшевелить в зрителях «чувства любви, примирения и согласия» (Цит. по: 36, с. 101).
«Рогнеда» получила беспрецедентную поддержку официальных кругов, А. Н. Серов – пожизненный пансион; опера была оценена как гражданский подвиг широким кругом общественности.